Россииский пациент, или Знает ли президент Путин об особенностях национальной медицины?

С этого года реформа здравоохранения пошла в жизнь семимильными шагами. Врачам первичного звена (терапевтам, педиатрам, участковым и работающим с ними медсестрам) повысили зарплату, стартовал проект “Родовой сертификат”, который позволит службе родовспоможения получать деньги за каждую беременную. В стране строится 15 новейших медцентров. Россияне в возрасте 35—55 лет в массовом порядке должны будут пройти диспансеризацию…
Все это — национальный проект “Здоровье”, главный российский приоритет, который, по мнению Минздравсоцразвития, поможет нашей медицине выйти если не на европейский уровень, то по меньшей мере из кризиса.
Но пока это — теория. Какова практика? Чьими руками делается реформа здравоохранения? Почему к ней не допускают самих врачей?
В редакции “МК” прошел круглый стол “Национальный проект “Здоровье” — надежды, проблемы, пути решения”, где собрались ведущие силы медицины нашей страны. Собрались, чтобы их предложения и замечания по реформе здравоохранения наконец услышали. Пока готовился этот материал, один из участников нашего круглого стола, директор Российского онкоцентра Михаил Давыдов стал президентом Российской академиии медицинских наук, а другой участник — ректор Московской медицинской академии Михаил Пальцев — вице-президентом РАМН. И это придает их высказываниям еще большую весомость.

Медицине нужны стандарты и статистика

Открывая круглый стол, который проводился вместе с Торгово-промышленной палатой РФ, генеральный директор издательского дома “Московский комсомолец”, председатель комиссии Общественной палаты по коммуникациям, информационной политике и свободе слова в СМИ Павел ГУСЕВ отметил, что не каждый день в одном месте собираются “бриллианты необычайной величины от медицины”, люди, чьи имена с придыханием произносят не только те, кто испытывает недомогание, но и врачи, работающие в медицине годами.
ГУСЕВ:
— Медицина вошла в национальный проект. Это значит, что президент и правительство будут уделять ей особое внимание. Уже озвучен тот факт, что на развитие медицины выделят огромные средства. Но не очень понятно, на что и куда будут потрачены эти деньги, до кого они дойдут и правильно ли все делается. Каким путем пойдет дальше наша медицина, от которой в жизни каждого человека зависит очень многое? Население России ежегодно сокращается на сотни тысяч человек, многие люди гибнут лишь из-за того, что им вовремя не оказали медицинскую помощь. Сегодня мы собрались, чтобы высказать все, что наболело. По итогам этого круглого стола мы подготовим отчет, который направим президенту и в правительство.
Евгений ПРИМАКОВ, президент Торгово-промышленной палаты РФ, доктор экономических наук, профессор, академик РАН:
— Программа здравоохранения мне кажется основной — она больше всего повлияет на общество. Но уже сегодня многие критикуют те направления и объекты, куда планируется вложить огромные деньги. Даже если они не попадут в чьи-то карманы, то куда будут вложены? И наше обсуждение за этим круглым столом будет иметь очень большое значение.
Прежде всего я хочу задать вопрос присутствующим здесь академикам медицинских наук. Существует ли в нашей стране градация лечебных учреждений по их функциям и, соответственно, технической оснащенности? Например такая: больница может называться больницей, если в ней есть рентген, УЗИ, хирургическое оборудование…
Татьяна ДМИТРИЕВА, директор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, академик РАМН, профессор:
— Вы спрашиваете, существуют ли экономические и материально-технические стандарты оснащения лечебных учреждений. Да, эта идея давно волнует всех. Но она пока так и не реализована. В Московской медицинской академии группа ученых сейчас разрабатывает стандарты: лечебные, диагностические, материально-технической оснащенности… Но работа — лишь в начале пути. А без решения этой проблемы, мне кажется, трудно вообще оценить, какой материальный вклад нужно внести в медицину. Необходимо срочно разработать стандарты для всех медучреждений, начиная с районной поликлиники и заканчивая крупной областной больницей. Которые предусматривают не только определенное материально-техническое обеспечение, но и определенный уровень самой медицинской помощи. Допустим, пересадку сердца нельзя делать в районной больнице. У нее другие параметры и возможности: она должна иметь стандартный набор оборудования, персонала, лекарств, помещений и т.д.
Михаил ПАЛЬЦЕВ, вице-президент РАМН, ректор Московской медицинской академии им. И.М.Сеченова, академик РАН и РАМН, профессор:
— Мое мнение таково: для эффективной работы здравоохранения должны быть обеспечены две вещи — стандарты и эффективная статистика. И это серьезная беда, что до сих пор этих стандартов нет. Их разработку поручили нашей медицинской академии — мы очень много в этом направлении сделали. Но вот проявления воли Минздравсоцразвития к тому, чтобы ввести эти стандарты в кратчайшие сроки, нет. Например, в высшем образовании стандарты есть — без них не может быть утвержден ни один учебный план. И так во многих отраслях. Кроме здравоохранения!
Что же касается статистики, то сегодня в мире количество статистических показателей в здравоохранении имеет тенденцию к увеличению. Не случайно президент США ежегодно делает доклад о состоянии здоровья нации. У нас же все наоборот: количество статистических показателей здоровья населения России постоянно уменьшается! Я сам патологоанатом и могу привести пример: когда я готовил второе издание своего учебника патологической анатомии, я не нашел в статистических отчетах Минздравсоцразвития многие показатели, которые были еще 5—10 лет назад. Это недопустимо! Количество болезней растет, способы лечения усложняются. И без этих двух базовых показателей нельзя принимать государственных решений в области охраны здоровья.

Без медпрома — в никуда

Михаил ДАВЫДОВ, президент РАМН, директор Российского онкологического научного центра им. Н.Н.Блохина, академик РАН и РАМН, профессор:
— Скажу несколько слов о моем видении современного состояния медицины, ее перспектив и ожидаемых результатов тех реформ, которые намечены. С моей точки зрения, перспективы эти печальны. Здравоохранение находится в ужасающем состоянии. Главная беда, на мой взгляд, в том, что у России, в отличие от бывших стран соцлагеря, нет своей медицинской и фармакологической промышленности. Поэтому мы должны тратить колоссальные средства на закупку импортных лекарств, на создание материально-технической базы медучреждений. В Европе существует стандарт, по которому раз в 4 года полностью (!) меняется техоснащение любого медицинского учреждения. А мы работаем по 20—30 лет на одном оборудовании.
Что можно сделать сегодня, не имея достаточных средств и времени на создание собственной промышленности? Это образцово показал Китай. Там передовые технологические центры освободили от налогов на 10 лет — чтобы выгодно было строить современные производства. Не нужно нашим доморощенным ученым разрабатывать новое оборудование: на это нужны годы и средства. Нужно уже сейчас получить современные комплексы в промышленном исполнении у нас в стране и быстро насытить рынок современным оборудованием и современными фармакологическими средствами. Это — первое базовое условие. И без его соблюдения создавать нормальное здравоохранение в стране — это выкидывать деньги на помойку. А решение этой проблемы решит и задачу планового перевооружения медучреждений современным оборудованием, которое можно будет купить за небольшую цену, потому как оно будет производиться на территории РФ. Это станет дополнительным толчком для того, чтобы разрабатывать на базе полученного оборудования все новые и новые модели. Не говоря уже о притоке кадров и обеспечении людей новыми рабочими местами. Это — тот стратегический план, без которого модели цивилизованного здравоохранения в стране быть не может. В противном случае мы всю жизнь будем закупать медтехнику и лекарства за рубежом, как закупаем кур и колбасу. И если страна смогла решить вопрос в области пищевой промышленности, в медицине эту проблему нужно решать в первую очередь, поскольку за ней — судьбы российских граждан.
Андрей ВОРОБЬЕВ, директор Гематологического научного центра РАМН, академик РАН и РАМН, профессор:
— Вы спрашиваете: “Куда уйдут деньги?” А вот пример. Под Кировом за 100—200 миллионов долларов строят завод по переработке плазмы. Там нет базы, там нет плазмы… А в это время нам нужно 2 миллиона долларов, чтобы выпускать факторы свертывания в Иванове, на готовой сырьевой и производственной базе. Когда мы в Госдуме спросили, что же вы делаете, нам ответили: а мы купим за границей плазму для Кирова. Это шизофрения! Во-первых, такие закупки категорически запрещены законом — из-за опасности распространения вирусных инфекций, неизвестных в стране. И такое говорит представитель Минздравсоцразвития!
Существующая система здравоохранения порочна, так как чиновнику невыгодно создавать промышленность, а выгодно покупать все за рубежом. Но нас не желают слушать ни в коем случае! Развивать производство почему-то решительно не хотят. Мы говорим: если вы все же решили закупать оборудование, то закупайте параллельно линию для его производства! У нас нет даже своих антибиотиков — мы уничтожили свою антибиотическую промышленность, вторую по значимости в мире.
ПРИМАКОВ:
— Увы, но в национальном проекте “Здоровье” нет ни слова ни о медпромышленности, ни о новых лекарствах. И это просто ужасно. Подумайте: за последние 12 лет у нас не зарегистрировано ни одного нового отечественного лекарства!
Давид ИОСЕЛИАНИ, директор Научно-практического центра интервенционной кардиоангиологии, профессор:
— Мы с вами говорим о частных проблемах здравоохранения; какое направление медицины ни возьми — огромные проблемы есть везде. Но надо не частные вопросы рассматривать, а говорить о коренной, радикальной реформе здравоохранения и медицинской промышленности. Проблема реформы в том, что наше здравоохранение работает по тем же принципам, что и 60 лет назад. Мы пропустили технологическую революцию, которая произошла в мире в 50—60-е годы и которая коренным образом изменила здравоохранение. А мы все еще работаем по старым принципам, и в этом проблема. А отсюда и проблемы стандартизации.
И главное — их не решает национальный проект. Мне кажется, он преследует две цели. Первая: некоторое улучшение благосостояния определенной части медиков. И второе: улучшение материально-технической базы ряда медучреждений и отраслей. Но это совершенно не подразумевает под собой ту глубокую системную реформу, которая должна произойти. Надо коренным образом менять все, сохранив все хорошее, что было. Например, систему организации “скорой помощи”, которая у нас одна из лучших в мире. К тому же реформировать нужно не только здравоохранение, но и фармакологическую промышленность, которой у нас тоже нет.
Александр БРОНШТЕЙН, гендиректор Центра эндохирургии и литотрипсии, академик РАЕН, профессор:
— То, что у нас нет медпрома, — одна из основных бед. Стенты для операций больным инфарктом миокарда сейчас стоят для россиян по 2,5 тысячи долларов, а должны стоить хотя бы по 400—500. Но мы их не производим: нет медпрома. Мы их покупаем за границей. Мы все там покупаем. Почему нужно строить новые больницы, а не достраивать и реконструировать те, что есть? Где российский инсулин для лечения больных сахарным диабетом? Почему не советуются с докторами на местах при закупках медицинского оборудования?

“Министр здравоохранения должен быть врачом!”

ДАВЫДОВ:
— Есть и другая проблема нашего здравоохранения — это порочная структура самого Минздравсоцразвития. Что это за название — Минздравсоцразвития? Вот если б это было Министерство здравоохранения, медицинской и фармацевтической промышленности — было бы понятно, чем занимается этот блок. А нынешняя структура сделана “под себя”, под конкретных людей, владеющих принципами развития некоторых страховых моделей. Не случайно там почти нет медработников, а из-за этого там нет и медицинской идеологии. Мы недавно рассмешили весь мир: онкология не вошла в приоритетные направления развития нашей медицины. Мне звонили коллеги из разных стран: что у вас происходит?!
ИОСЕЛИАНИ:
— И сердечно-сосудистые заболевания не вошли!
ДАВЫДОВ:
— С кем согласовываются эти программы, вошедшие в национальный проект? Сегодня говорят, что самое главное, приоритетное направление здравоохранения — первичное звено. Это глубочайшая ошибка! Кто работает в первичном звене, какой уровень специалистов? Как правило, неумехи-незнайки, которые больше никуда не попали. Как работает первичное звено? Если терапевт что-то не понимает, он направляет к хирургу. А между тем зарплаты повысили только терапевтам и их медсестрам. В итоге яркий пример: только из нашего онкоцентра, из специализированного отдела реаниматологов, уволилось 9 сестер, которых мы готовили 8 лет, которые могут заменить врача! Они пошли ставить горчичники. Это что — позиция министерства? На что она направлена? На разрушение специализированной медпомощи, которая строилась веками? Разрушить ее легко, а чтобы ее создать, потребуется 10—15 лет.
У меня была встреча с министром, и я ему все это высказал. Предложил свое видение реформы: если бы мне доверили проведение реформы, я бы создал организацию головных учреждений и навесил на них все специальные виды медпомощи в стране. Например, Гематологический центр отвечал бы за все виды гематологической помощи в России. Для этого надо создать структуру, которая пронизала бы всю страну, нужно проанализировать состояние этого вида медпомощи в регионах, организовать систему надзора, в том числе и контроль за первичным звеном, которое должны скомпоновать специалисты. Вот это — государственный подход! Это бы позволило быстро, сиюминутно, без вкладывания колоссальных средств на монетизацию, решить проблемы здравоохранения. А как у нас делается? Сколько дают тем, кто отказывается от льгот, — по 500 рублей в месяц? А препараты стоят иногда по 30 тысяч! Вот и понятно, что происходит. Стандарты здравоохранения подгоняют под работу страховых компаний. Государство скоро вообще откажется решать проблемы здоровья нации — это доверят страховым компаниям, которые назначит государство.
ГУСЕВ:
— Вы считаете, что это министерство этих проблем не понимает или идет совершенно в другом русле?
ИОСЕЛИАНИ:
— Я не хотел бы никого оскорблять, ни министра, ни его заместителей. Зурабов — умный человек и многое понимает. Но, к сожалению, далеко не все. Министр здравоохранения в силу специфики этой должности должен быть медиком или хотя бы медицинским менеджером — сейчас у нас начали таких готовить.
Но мне прежде всего не нравится то, что министр даже не желает нас слушать. Например, я ему давал свои предложения и лично, и в письменном виде по поводу борьбы с острым инфарктом миокарда (это — одна из главных проблем в стране), но ответа от него так и не получил. Хотя я главный кардиолог Москвы и директор профильного учреждения. Мне кажется, министр не жаждет следовать советам людей, которые понимают в медицине больше, чем он.
БРОНШТЕЙН:
— Есть уже первые результаты проводимой реформы: узкие специалисты урологи, дерматологи, венерологи в ряде регионов бегут в участковые. Потому что участковым в четыре раза больше платят — 20 тысяч рублей против 5. Это катастрофа! Моя дочь, живущая в Америке, работает семейным доктором, она специалист высочайшей квалификации, и тем не менее постоянно проходит переподготовку, сдает экзамены. Там люди доверяют свою жизнь грамотным и квалифицированным медикам. А представляете, сейчас придут неопытные врачи лечить население? Например, доктор, который занимается в больнице гражданской обороной, сегодня начнет ставить диагнозы и назначать лечение? И в этом — абсолютная вина Минздравсоцразвития, которое совершает в данном случае очень серьезную ошибку. Министр должен принимать решения только после коллегиального обсуждения с высококвалифицированными медиками.
ДАВЫДОВ:
— Да, министр умный и даже талантливый, но… дилетант. Он относится к новому классу руководителей, которым все равно, чем руководить, — министерством ли здравоохранения, министерством ли обороны... Потому что на деле он руководит не здравоохранением, а деньгами здравоохранения. Я не против, чтобы этим занимался именно менеджер. Только менеджер, если он считает себя профессионалом, должен согласовывать свои действия с теми людьми, которые знают изнутри, что такое здравоохранение. И, анализируя их мнения, принимать правильные решения.
Вот министерство предлагает ввести принцип поквартального финансирования медучреждений по дорогостоящим видам лечения. Знаете, что это значит, к примеру, для такой организации, как Онкологический центр, где работают 4500 человек и в составе которого 4 института? А то, что мы просто не сможем планировать крупных закупок технологического оборудования! Раньше мы знали наши возможности на год вперед и могли, исходя из выделенной суммы, запланировать, к примеру, приобретение компьютерного томографа. Теперь мы лишены инициативы в рамках финансирования. Положим, на год нам выделяют 10 рублей, а томограф стоит 8. А каждый квартал нам будут давать по 2,50. При этом дорогостоящие покупки все госучреждения могут приобретать лишь по конкурсу (причем если раньше дорогостоящими считались приобретения на сумму в 200 тыс. рублей, то теперь — в 60 тысяч). Чтобы купить томограф, нам надо объявлять конкурсные торги, получать задание от министерства — на это уходит уйма времени, а главное, денег в конечном итоге может не оказаться. Это же бред полный! Надо иметь годовой бюджет медучреждений. Вот бюджет Национального противоракового центра США, который по размерам в 4 раза меньше нашего бывшего Всесоюзного онкоцентра, стабильный — 15 млрд. долларов в год. И директор ежегодно отчитывается перед парламентом, как израсходовал средства.
У нас уже 9 лет стоит недостроенным Центр детской онкологии, на который выброшено 52 млн. долларов, — стоят брошенные коробки-корпуса. Проект осуществляли по бартеру, задолженность растет, и никто ее не оплачивает. Двадцать раз мы обращались в правительство. Результат впечатляет — приняли решение строить новый детский онкологический институт в республиканской больнице. А наш брошен! В новом учреждении, которое строят, нет ни одного детского онколога! Зато этот проект уже вовсю распиарили по телевидению.
ПРИМАКОВ:
— Да, вот именно — это пиаровский ход. Нам все пытаются внушить, что у нас все так хорошо и много строится. Обещают построить 15 современнейших медицинских комплексов, и якобы 6 из них введут в строй уже в декабре этого года. Да это же просто смешно!
ГУСЕВ:
— Помните, итальянская мафия, работающая в Америке, одно время вкладывала средства в строительство. Но как! Сто граммов бетона на квадратный метр не доложить — и колоссальные прибыли обеспечены.
ПАЛЬЦЕВ:
— Согласен с вами. Я, кстати, завален заявками для подготовки кадров для новых строящихся центров. Для городов, где строятся эти центры, это не благо, а великая нагрузка. Там же нет кадров! Да и кого надо готовить, непонятно: я не знаю, что будет в этих центрах, какое оборудование. Вот в Беслане построили новый госпиталь, и идут переговоры о том, чтобы обслуживать его... вахтовым методом. Некому работать. Но это же издевательство над жителями Беслана! Зачем тогда строили?
ДАВЫДОВ:
— Приняли решение о строительстве новых модульных технологических медцентров, а они стоят в 1,5—2 раза дороже, чем обычное современное медицинское строительство. В онкоцентрах должны быть лучевая диагностика, терапия — а значит, нужны блоки, и модули тут совершенно не подходят! В России и без того достаточный коечный фонд — значит, нужно вливать в стационары средства для того, чтобы они заработали как современные лечебные учреждения. Но строить просто корпуса и койки, на которых непонятно кто будет работать?! Ведь проблемы со специалистами сегодня просто колоссальные.

“Те, кто получил доплаты, довольны. Недовольны те, кто их не получил”

Людмила БОРИЧЕВА, начальник отдела здравоохранения Приморского района Санкт-Петербурга:
— Я представитель поликлинического звена, участковых врачей. И согласна со многим, что тут было сказано. Вот яркий пример того, какие решения принимает Минздравсоцразвития и как это отражается на местах. Сначала министерство присылает нам письмо, что дополнительные выплаты получат лишь те терапевты, на участках которых 1700 пациентов, и столько же пациентов — у педиатров, через неделю — другие цифры: у педиатров должно быть не менее 800 детей. А вот если на участках меньше 800 детей, доплачивать педиатрам уже не будут. Что делать тем педиатрам, у которых, допустим, 798 детей? К чему в целом привело обещание повышения зарплат врачам и медсестрам первичного звена? У нас уже завотделениями, люди, которые должны контролировать первичное звено, уходят в участковые. А отчетности-то стало сколько! Каждый день мы должны направлять в министерство данные о реестре участковых, о ходе выплат, причем информацию передавать только на дискетах — а компьютерами нас не обеспечили.
Кроме того, поликлиникам пообещали новое оборудование. Но! Никакого табеля на оснащение поликлиник нет. Мы сначала составили заявку на то, что мы хотели бы получить в первую очередь. А теперь вдруг министерство прислало нам разнарядку: выбирайте из того, что закуплено. Например, рентген-аппараты можно приобрести лишь на 2 рабочих места, а аппараты УЗИ — в основном черно-белого изображения. Но мы и этому рады, если больше урезать заявку не будут.
Следующая проблема. Как мы будем проводить диспансеризацию трудоспособного населения и кто вообще определил этот возраст — 35—55 лет? Что, до 35 и после 55 люди не болеют? К тому же сейчас все участковые в основном заняты выпиской льготных рецептов (спасибо 122-му закону!), и люди работающие на прием попасть просто физически не могут. Они или вообще не идут обследоваться, или идут к частникам. Ну и как проводить массовую диспансеризацию? А главное — что с пациентами делать потом? Выявленных больных нужно реабилитировать, направлять на операции. Но куда?
Александр ЗЛОБИН, главврач городской больницы г. Жуковский, д.м.н., профессор, заслуженный врач РФ:
— Проблем в отечественном здравоохранении много. Долгие годы ресурсная обеспеченность отрасли была явно недостаточна. Я не стал бы противопоставлять первичное звено специализированной помощи. Основой любого здравоохранения является именно первичное звено, а укомплектованность его кадрами сегодня — чуть более 60%. Извините, но узкие специалисты по участкам ходить не будут. Сама по себе идея повышения зарплаты медперсоналу давно перезрела. Надо платить за объем и за качество услуги, а не за выход на работу. В примерном договоре прописана норма оплаты за трудовое участие, а единых критериев оценки нет. К чему это приведет? Только к конфликтам. У нас в больнице оттока кадров управленческого уровня и специалистов на участки нет. Почему? Мы заключили контракты с заведующими поликлинических отделений на 10 тыс. руб. за счет средств ОМС. Теперь они будут получать, как и участковые, по 18 тысяч рублей.
Вспомните 70—80-е годы. Всеобщая диспансеризация, против которой никто не возражал и сегодня возражать не будет. Однако тогда для ее реализации реального ресурса мы не получили. Сегодня за диспансерный осмотр определена цена в 500 руб. Но это еще одна дополнительная оплата специалистам! На бухгалтерские кадры действительно свалился громадный дополнительный объем работы. Куча счетов, разной учетной документации, мы понимаем, что пройдет немного времени и начнутся походы проверяющих. Разумней было бы всю массу денежных потоков централизовать на уровне федерального фонда ОМС.
Другая часть “проекта” — модернизация отрасли. Мы знаем, какое оборудование получим. Но, наверное, разумней было бы отдать деньги на места. Из Кремля не видно, что именно сегодня необходимо учреждению в первую очередь. С другой стороны, в централизованных закупках по приемлемым ценам ничего плохого нет. В старые добрые времена они всегда проводились отраслевым министерством. На мой взгляд, проблема заключается в отсутствии понятной для всех стратегии и тактики управления отраслью. Для этого прежде всего необходимо знать, каким ресурсом мы располагаем, каково его качество. Только после этого можно разрабатывать мероприятия по модернизации, принимать осознанные решения исходя из первоочередных мероприятий. Формируя дополнительные источники финансирования отрасли, денежные потоки, важно помнить о мотивации персонала на выполнение объема и качества услуги.
Валентин БРУСИЛОВСКИЙ, начальник Управления здравоохранения администрации Пушкинского района:
— Не стану кривить душой: не все так плохо в национальном проекте “Здоровье”. И он принесет положительные долгожданные плоды. Не только участковые, но и специалисты смогут получать дополнительные деньги — за диспансеризацию работающего населения, медицинские осмотры работающих на вредных производствах, за родовые сертификаты… Пройдут обучение врачи и медсестры первичного звена здравоохранения, что также повлияет на качество медобслуживания (уже поступают путевки из министерства здравоохранения Московской области). Кроме того, например, наш район только в 2006 году получит медицинского оборудования и санитарного автотранспорта на 15 млн. рублей. Это существенная помощь — мы сможем доехать на “скорой помощи” до каждого села, оказать каждому жителю экстренную медицинскую помощь, а также получим возможность развивать там первичное звено за счет оснащения амбулаторий, поликлиник. А если будет жилье, можно привлечь сюда и врачей (на селе очень нужны участковые, семейные врачи!). Согласен — многие главные врачи, заведующие отделениями сейчас переходят на участки либо думают это сделать. Если участковый теперь получает в 2—3 раза больше главврача амбулатории (ведущего прием в свое рабочее время), то какая же это реформа? Получается, что главные врачи в реформе не заинтересованы.
Еще одна проблема, которую не решило Минздравсоцразвития: укомплектованность кадрами в первичном звене очень низкая, 40—50%, а надбавка дается лишь за занятую должность. И вот сегодня многие врачи работают на 1,5—2 ставки на разных участках, думают остаться на одном, а второй бросить на произвол судьбы. Мы считаем, что надбавку надо платить врачам пропорционально занятым должностям, в том числе по совместительству при выполнении определенных показателей, объемов. Это привлечет на данном этапе реформы врачей, в том числе пенсионеров и специалистов других ведомств, в первичное звено здравоохранения.
Кроме того, не учтена разница между городом и селом. Есть амбулатории, в которых обслуживаются 5—10 отдаленных деревень, где 500—600 детей, при том что у педиатра, как правило, нет транспорта, он обслуживает участок пешком. Таким педиатрам дополнительных денег не дадут. Что они сделают? Бросят сельских детей и уйдут в город. Аналогичная ситуация с врачами-терапевтами. Впрочем, получившие надбавки довольны. Недовольны те, кто их не получил.
ПРИМАКОВ:
— У меня был разговор с губернатором Подмосковья. Он сказал, что это хорошо, что выделяют средства на машины. Но в городах Московской области “скорых” достаточно, а для сельской местности нужны вездеходы.
БРУСИЛОВСКИЙ:
— Да, мы подали заявки, а из министерства к нам приходит разнарядка на конкретное медицинское оборудование и транспорт. Почему федеральное министерство должно заниматься закупками?! Надо выделять средства медучреждениям либо субъектам Федерации, чтобы они сами приобретали то, что им нужно.

Что делать?

ВОРОБЬЕВ:
— На мой взгляд, 9/10 безобразий в здравоохранении — от оплевывания истории страны и даже, если хотите, Великой Октябрьской революции. У нее хотя бы была цель. У Минздравсоцразвития цель не обнародована. Потому что ее нет. А если нет цели — ничего не выйдет…
Наша первостепенная задача — прекратить раннюю смертность людей. Вот коллега Иоселиани прекрасно знает, как прекратить раннюю смертность от инфарктов в своем регионе — Москве. Он может вам все меры по пальцам перечислить. Сегодня статистика смертности от сердечно-сосудистых заболеваний не отражает требований времени. Одно дело, когда в 90 лет умирают от инсульта, другое — когда в 50 от инфаркта. Вчера я слушал блестящий доклад госпиталя Бурденко — как они борются с сердечно-сосудистыми заболеваниями. Они не только ставят стенты, они расширяют и рассверливают суженные сосуды, у них низкая смертность (всего 4%) при легочной тромбоэмболии. Все их наработки можно быстро “растиражировать” по стране. Скажу несколько слов и об онкологии. Первый раковый белок был открыт нашим соотечественником — Г.И.Абелевым. Теперь раковых белков прорва, по ним можно определить опухоли на ранних стадиях и начать копеечное лечение. Каждый третий у нас умирает от рака — но для страны онкология не приоритет. У нас было 8-кратное превышение смертности рожениц по сравнению с Европой. Мы ее уменьшили на 40%. Как? Простым доведением современных высоких технологий до врачебных масс. Больше мы ничего не сделали. Сейчас превышение вроде как в 3—4 раза. Я говорю замминистрам здравоохранения: давайте поставим задачу уменьшить смертность еще вдвое. Но одно условие: не вы меня будете учить, а я вас. Нужно немного — обеспечить роддома плазмой и соблюдать принятую Минздравом же методику. Но в ответ вдруг принимают варварский закон о донорстве. В нем написано: заготовка, хранение и переработка компонентов крови может осуществляться только в федеральных учреждениях. Я даже не сразу понял весь ужас того, что там написано. Частная больница, например, не может хранить у себя плазму крови! Медучреждения МПС, обслуживающие 8 миллионов железнодорожников, из федерального подчинения перешли в акционерное общество. Значит, теперь они не могут хранить компоненты крови, заготавливать их. А ведь на железных дорогах бывает масса несчастных случаев. И если вы попадете под поезд под Серпуховом, переливание вам делать будет нечем! Станцию переливания по закону там надо вообще закрывать! Мы лишились огромного донорского резерва, сосредоточенного в муниципальных учреждениях: у нас 14 доноров на тысячу населения, в то время как в других странах 28—50! Мы тромбоциты переливаем на 1/3, а то и 1/4 от потребности. (Почему я говорю именно про тромбоциты? Потому что их переливают лишь тогда, когда без переливания — смерть, а хранятся они 1—2 дня.) 1/3, 1/4 — а остальные, кто не получает тромбоциты, где они? Остальные на Ваганькове.
Сергей КАТЫРИН, вице-президент Торгово-промышленной палаты РФ, заместитель секретаря Общественной палаты РФ:
— У нас был серьезный разговор, посвященный проблемам здравоохранения, в Торгово-промышленной палате. Общество будоражит то, что реформа идет вопреки ожиданиям и мнению не только пациентов, но и профессионалов. Несомненно, материалы этого круглого стола станут предметом рассмотрения на заседании Общественной палаты.
БРОНШТЕЙН:
— Но прежде мы должны ответить на главный вопрос: “Что делать с учетом того, что так работает Минздравсоцразвития? Что делать, если завтра, не дай бог, война? Где достать антибиотики для десятков миллионов нуждающихся с учетом того, что своих лекарств мы почти не производим?” Эта ситуация требует специального обсуждения.
ДМИТРИЕВА:
— Этот национальный проект — долгожданный. Когда в регионах мы проводим опрос людей, какие проблемы их больше всего волнуют, здравоохранение они обязательно указывают в первой тройке. Во всех без исключения субъектах федерации. А когда спрашиваем: “Какие из проблем, вы надеетесь, будут решены?” — большинство опрошенных ставят свою надежду на решение проблем здравоохранения на одно из последних мест. И то, что здравоохранение взял под свое крыло президент, — сверхважно. Да, в приоритеты выделили первичное звено медицины. Чтобы каждый человек, когда заболеет, знал, куда ему обратиться. Ведь доступность поликлиник сегодня практически равна нулю. Второй приоритет — высокие технологии. Они касаются всех специалистов, всех учреждений. Что является главными причинами смертности в стране? На втором месте (после сердечно-сосудистых заболеваний) — неестественные причины смерти. А у трудоспособного населения они на первом! Реформа здравоохранения в первую очередь касается трудоспособного населения. И как раз эту проблему можно решить минимальными усилиями. 35 тысяч россиян в год погибают в результате автодорожных происшествий (а более 100 тысяч остаются инвалидами I группы), более 60 тысяч человек — от суицидов…
ДАВЫДОВ:
— А от онкологии умирают 500 тысяч человек в год!
ДМИТРИЕВА:
— Но мы должны принимать во внимание то, от чего люди гибнут быстрее, чем от онкологии. Существует и еще один мощный фактор, влияющий на ситуацию. Россия хочет стать частью Европы. И мы должны попасть в систему международных стандартов, в том числе и по лекарствам. Сегодня в лучшем случае мизерная часть отечественных лекарств соответствует евростандарту. И если мы вступим в ВТО, Минздравсоцразвития сразу же вынуждено будет закрыть 9 из 10 российских фармпредприятий. А ведь у нас много заводов, где лекарства делают буквально на коленке, и они неэффективны, но их продают в аптеке. Если мы сами их не закрываем, сделать это нас заставит ВТО.
Как подготовить к ВТО фармпромышленность? Для нее определили трехлетний переходный этап: если за это время наши заводы найдут силы и средства к переоборудованию, их не будут закрывать. Г-н Примаков говорил о том, что за последние 12 лет в России не зарегистрировано ни одного нового лекарства. Но кое-что новое у нас все-таки появляется. Например, РАМН разработала много современных отечественных препаратов, и они даже зарегистрированы, но не производятся: они должны быть конкурентоспособными по цене. Должны быть единые стандарты ценообразования на наши и импортные препараты. Когда заговорили о том, что при равных условиях тендеры будут выигрывать отечественные производители, сразу же четыре западные компании начали производство в России. Но, чтобы они работали здесь, нужно создавать условия.
ПРИМАКОВ:
— Итак, что делать?
Первое: срочно, буквально в двухнедельный срок, медицинской академии нужно принять стандарты материально-технической оснащенности медучреждений. Разработать модели оснащенности больниц, поликлиник. И в соответствии с этими стандартами уже проводить оснащение медучреждений.
Второе: провести полную инвентаризацию недостроенных медицинских зданий по стране — и тоже срочно. Это ведь совсем несложно. Нужно определить, что нуждается в достройке и какие средства для этого нужны. Уверен, довести их до ума будет значительно дешевле, чем строить новые 15 гигантов.
Третье: рассмотреть вопросы медицинской промышленности. Вступление в ВТО не позволит нам всего лишь опекать отечественные фармпредприятия, если они неконкурентоспособны. Тогда пусть к нам приходят иностранцы и производят у нас.
И четвертое: нужна организация на министерском уровне. Возможно, Совет по проблемам здравоохранения. В министерстве, перед тем как выступить с проектом, нужно было провести совет не только с ведущими медиками, но и с теми, кто работает на периферии.
ВОРОБЬЕВ:
— Нужно понимать, что люди в основном умирают не от болезней, которые можно лечить на участке. Весь мир скопировал советскую медицину, учится у Семашко, вводит профилактические осмотры. Чтобы не перегружать поликлинику выдачей справок, освобождений от работы по поводу гриппа, радикулита, в США к

06.03.2006
Ждем вас в центре!+7 (495) 788 33 88
График работы клиники:
  • Понедельник - воскресенье: 8.00-20.00
График работы справочной службы:
  • Понедельник - воскресенье: 8.00-20.00
Запишитесь на прием или консультациюЗаписаться на прием
Записаться онлайн
Записаться онлайн
ЦЭЛТ

Клиника доктора Бронштейна