Независимый Бронштейн

Александр Семенович Бронштейн - генеральный директор Центра эндохирургии и литотрипсии, руководитель курса новых медицинских технологий ММА им. И. М. Сеченова, академик РАЕН, профессор, заслуженный врач РФ.

Вывеска ЦЭЛТ на здании, расположенном на шоссе Энтузиастов, имеет лишь историческое значение, ибо на самом деле Центр эндохирургии и литотрипсии давно перешел за рамки услуг и исследований, которые включают в себя эти два направления.

На рабочем столе Александра Семеновича стоит табличка: «Улыбайся. Шеф доволен».

Это заряд бодрости и хорошего делового настроения для всех сотрудников и для меня тоже.

Начавшаяся в начале девяностых перестройка принесла с собой новые возможности.

Не каждый смог эти возможности использовать. Александр Семенович смог.

Он сумел реализовать творческую фантазию, заглянуть в будущее профессии. Проявив мощную инициативу, создал свою империю. Многое делалось благодаря новому времени, многое – вопреки. Но Бронштейн умел и умеет выстраивать победу, предугадывая ходы, как опытный шахматист. Он обладает силой побеждать – это от мамы, Ревеки Исааковны Янгарбер.

– Мама умерла в возрасте девяноста восьми лет в 2004 году, – рассказывает Александр Семенович. – С того времени прошло почти два года, а я еще не научился жить без нее. Она – человек из легенды, хирург. Я – плоть от плоти своей матери. Мне 67 лет, 65 из них я прожил с ней, подпитываясь ее энергией, мудростью, бесконечной добротой. Удивительно, что она прожила так долго, несмотря на революцию, коллективизацию, войну, космополитизм, «дело врачей». В 52-м мне было четырнадцать лет, и я все прекрасно помню. Мы жили тогда в маленьком городе Хмельницком, где маму все знали. С сорок девятого года там шли сплошные аресты. Начали забирать и врачей. Со дня на день мы ждали, что маму арестуют, но она не переставала работать и старалась не показать мне и отцу, как ей страшно. В декабре пятьдесят второго года к нам пришли с обыском. Повод – анонимный донос, будто в доме хранились золотые монеты царской чеканки. Конечно, они ничего не нашли, и маму не арестовали. 5-е марта, день смерти Сталина, стал для нас праздником, освобождением. Но никогда мама не забывала, как в те страшные дни ей кричали: «Вы запачкали белые халаты!» Кричали люди, которые потом приходили за помощью, и она никому не отказывала. Не помнила зла. Жила по принципу «мир спасет доброта».

В кабинете Александра Семеновича портрет Ревеки Исааковны, и кажется, что она все время с ним, помогает жить, принимать решения, оберегает его, взрослого, седого, как когда-то оберегала маленького.

– Вы сетовали когда-нибудь на еврейское происхождение, мешала ли фамилия Бронштейн?

– Я учился в школе в Хмельницком, который когда-то был за чертой оседлости, и моя фамилия не выделялась среди шпигелей, коганов, эпштейнов и им подобных. Евреев было больше, чем русских и украинцев. В 55-м году я окончил школу с золотой медалью и поехал в Москву поступать в медицинский институт. Другого пути для себя не представлял, потому что, как уже говорил, рос под влиянием матери-врача, а не отца-инженера, которого тоже очень любил. Московский медицинский институт был открыт для евреев, в отличие от Университета и большинства технических вузов, где существовала процентная норма. Так что и в институте моя фамилия и еврейское происхождение не мешали, а со временем стали предметом гордости. Моя старшая дочь Юлия тоже врач. Она живет и работает в Бостоне. Фамилия по мужу у Юли очень длинная, что совершенно неприемлемо для американцев, и она говорит, что если бы сохранила фамилию Бронштейн, пациентов было бы больше.

С мамой

* * *

В 61-м году Александр Бронштейн окончил институт. Свою трудовую биографию он начал участковым врачом, работал дежурным терапевтом в 67-й клинической больнице, где познакомился с корифеем проктологии профессором Александром Наумовичем Рыжих, которого считает своим учителем. В шестьдесят восьмом году Александр Семенович защитил диссертацию, а еще через три года получил звание доцента. Несколько лет он посвятил гастроэнтерологии, а к началу перестройки организовал Московский городской центр литотрипсии на базе 7-й клинической больницы. С помощью коллег и единомышленников Центр со временем превратился в многопрофильную клинику, аналога которой нет ни в России, ни за рубежом.

– Обязательно напишите, – говорит Александр Семенович, – что я умею подбирать кадры: в моем окружении нет ни плохих, ни даже средних специалистов, ни предателей. В нашем Центре фантастическая бригада хирургов, в каждом отделении врачи высшего класса. Я делал клинику «под себя».

– «Под себя» означает в расчете на будущие болезни, которые по закону жизни настигают каждого человека? Вы это имели в виду?

– Именно так. Пусть у нас будет комфортно любому, даже если его болезнь неизлечима.

 

* * *

С помощью подробного путеводителя пройдемся по некоторым отделениям ЦЭЛТ.

Хотите провести исследование желудочно-кишечного тракта под наркозом? – Пожалуйста. Вылечить все зубы в один день и не заметить этого? – Запросто. При этом ваше состояние будет контролировать бригада врачей-анестезиологов, которая гарантирует полную безопасность.

В отделении сердечно-сосудистой хирургии работает коллектив специалистов, который подбирает для каждого больного индивидуальный и малотравматический план лечения с использованием самых современных методов.

Впервые в мире в отделении была разработана и введена в практику методика лечения аневризмы (расширения) брюшной аорты пункционным доступом без разрезов. Проводимая обычным путем – это операция с большим разрезом, значительной потерей крови, требующая нескольких доноров, так что значение нового метода трудно переоценить.

Отделение хирургии – один из мировых лидеров в области эндоскопической хирургии. Здесь проводятся операции ортопедического, нейрохирургического, проктологического, онкологического и косметологического профилей. Эндоскопическая методика лечения позволяет пациенту восстановить работоспособность уже через два-три дня. Во время таких операций можно провести лечение сразу нескольких заболеваний без дополнительного травматического вмешательства.

Особая гордость Центра – детский дневной стационар. Врач этого отделения кроме высокой квалификации должен быть особенно внимательным и добрым: ведь его пациент – ребенок, который больше всего боится остаться без мамы среди незнакомых людей. В дневном стационаре ЦЭЛТ родители могут находиться вместе с ребенком. В отделении разработана специальная система анестезии, при которой общее обезболивание проводится без применения значительных доз наркотических препаратов и введения средств, вызывающих аллергические реакции.

В клинике двенадцать направлений. Из них два новых – программа «Стоп-инсульт» и «Клиника боли».

В течение года от тяжелейшего заболевания, которым является инсульт, умирает половина больных, и только 15% из выживших могут обслуживать себя самостоятельно. К сожалению, эффективных методов лечения инсульта крайне мало, поэтому очевидна важность проблемы предупреждения этого заболевания, новые методики и особый подход к проблеме, которые включает в себя служба «Стоп-инсульт», созданная в Центре А. С. Бронштейна. Здесь оказывается исчерпывающая помощь больным с высоким риском инсульта – от обследования и рекомендаций по диете до выполнения сложных операций на сосудах сердца и мозга.

Считается, что боль – неизбежное зло, сопровождающее болезнь. «Но это не так», – утверждают коллеги Бронштейна. Любую боль можно и нужно остановить, сказать ей «нет!». В «Клинике боли» работают врачи различных специальностей. Их задача– лечение болевого синдрома новейшими методами, что успешно выполняется даже в случае невозможности избавить пациента от основного заболевания, например, онкологического. Но и в этом случае можно снизить уровень боли, при этом значительно улучшить качество жизни.

* * *

Для многих ЦЭЛТ – сказочное царство, и пока, к сожалению, дорогу к нему осилит лишь человек с достаточно высоким ежемесячным доходом. Но ничего не поделаешь, таков закон коммерческого учреждения, где высокая плата позволяет держаться на уровне рентабельности. Оправдание и объяснение дорогостоящего лечения – уникальное оборудование, совершенный инструментарий и высокий профессионализм врачей.

Александр Семенович горд своим детищем:

– У нас лучшая клиника в России. Я объездил самые известные медицинские центры мира, и мы вполне можем с ними сравниться.

– А как вы оцениваете израильскую медицину?

– Уровень очень высокий – оборудование, медикаменты, но о многом я бы мог с ними поспорить, например, об отношении к пациенту.

– Вы часто там бываете?

– Один-два раза в год обязательно. По служебным делам и личным. Я люблю эту солнечную страну – от света и тепла повышается настроение. Летом я, правда, не бываю в Израиле, знаю, что тяжело переносить жару, особенно хамсин. В Израиле частично мои корни: дедушка и два его сына уехали в Палестину в 31-м году, когда, как это ни странно, Сталин выпускал евреев из страны.

– А вы не хотели уехать из России?

– Хотел. В семидесятые годы. Но этим надо было заболеть, рискнуть. А я испугался. Испугались родители, особенно мама. Тогда, если помните, было страшно подать документы на выезд, стать отказником – сразу лишаешься работы. А у нас в то время сменилось руководство клиники – пришел некий человек, которому предписано было разогнать «сионистское гнездо». Теперь очевидно – время показало, что все у меня сложилось правильно. Я обрел свободу и независимость – профессиональную, материальную, какую хотите. А если вернуться к вопросу об Израиле, то мне кажется, там хорошо жить тем, кто в этой стране родился.

В разговор вступает супруга Александра Семеновича, Инна Владимировна:

– Ты не совсем прав. Жить в Израиле, конечно, непросто. Эта страна – кусочек цивилизации, вмонтированный в окружающий его со всех сторон враждебный мир. Евреи, приезжающие туда из России, вносят свою культуру. Повышается технический уровень, расширяются связи с другими странами. Даже в Москве десятки совместных российско-израильских предприятий. И я думаю, что осевшим в Израиле людям молодого и среднего возраста живется совсем неплохо. В том случае, конечно, если еврейские традиции не раздражают, а становятся естественным элементом быта.

– Вы соблюдаете еврейские праздники, ходите в синагогу?

– К сожалению, нет, – отвечает Александр Семенович. – Мой дед был раввином, но дома не соблюдались традиции.

Вот у Инны Владимировны была традиционная еврейская семья.

– Моя бабушка по материнской линии была двоюродной сестрой жены премьер-министра Израиля Давида Бен-Гуриона. Дед со стороны отца был лесопромышленником; в двадцать пятом году его арестовали, он умер на поселении. Из-за своего социального происхождения мой отец, Владимир Кунин, не мог поступить ни в один вуз. Но в конце концов ему удалось окончить Лесотехнический институт.

Позже он был начальником стройотряда трех первых антарктических экспедиций. Бабушка, Фаня Марковна Кунина, была замужем за московским раввином Соломоном Михайловичем Шлиффером. Они жили в комнате при синагоге, и я помню, как  мы с сестрой бегали по пустому храму, играли, шумели, и никто нас не останавливал.

На всех еврейских праздниках мы обязательно присутствовали. Это были страшные сороковые годы, но, как ни странно, синагога работала, и моя красавица бабушка принимала там Голду Меир. Дед боролся за существование общины, летал в Париж  на Международный конгресс. Тогда же он организовал ешиву, где собирал беспризорных еврейских мальчиков, а бабушка кормила обедами неимущих старых евреев. И это все было во времена великого фарисея Сталина, который одной рукой разрешал евреям иметь синагогу, а другой – арестовывал и уничтожал.

Мой же отец относился к традициям скептически. Он преодолевал в себе еврейский стереотип – любил выпить с простым народом. Он был талантлив, образован, знал языки, занимался техническими переводами. Пока старшая сестра жила в Москве (сейчас она с семьей в Израиле), мы собирали пасхальный стол, но эти «посиделки» носили светский характер. Последнее воспоминание о синагоге – смерть раввина Шлиффера. Он лежал на полу, бабушка с босыми ногами сидела рядом. Была ранняя весна 1956 года. Востряково, размокшая глиняная могила, в которую без гроба опускают тело деда.

Эта картина до сих пор у меня перед глазами.

– Вы сказали, что старшая сестра с семьей благополучно проживает в Израиле. А вы никогда не стремились уехать из России?

– Я всегда боялась эмиграции. Не была готова вжиться в новую среду. Мне кажется, я чувствовала бы себя выброшенной на сушу рыбой. Другое дело, когда мы приезжаем в гости: каждый раз ощущаем себя дома. Такой вот жизненный парадокс.

Хочу сказать, что в последние годы сбывается многое, о чем мы и думать не смели.

С детства я мечтала увидеть Иерусалим. Ходила в библиотеку, читала о Палестине, позже – об Израиле. Как-то мне приснился сон: меня ведет по Иерусалиму дед. Он в черных одеяниях, его лицо – лицо иудейского пророка. Мы идем к Храму, обходим его вокруг… Впервые я поехала в Израиль в 91-ом году. Ходила по Иерусалиму – я дожила до своего сна…

С женой

* * *

Мы беседуем в уютном доме Александра Семеновича, где интерьер выполнен со вкусом, изобретательностью и фантазией. Это в полной мере заслуга супруги. Она архитектор и дизайнер. Когда в 1973 году Инна Владимировна познакомилась с молодым перспективным доктором Бронштейном, она была самостоятельной, самодостаточной дамой, которая больше всего любила ездить по стране, осуществлять самые сложные проекты. Чтобы пополнить скромный семейный бюджет, вязала кофточки по ночам. Общалась с друзьями, была немного снобом. Александр Семенович покорил ее не сразу.

Окончательно вопрос решился в его пользу, когда он преподнес будущей жене мешок гвоздик. Да-да, именно мешок.

– Александр Семенович удивительный, неожиданный человек, – улыбается Инна Владимировна, – в нем сочетается, казалось бы, несовместимое – почти детская открытость, готовность довериться каждому, в то же время – трезвый расчет в деловых отношениях с партнерами. Но он не физиономист и часто на этом попадается – позволяет себя использовать.

– Теперь вам все ясно? Вот так думает обо мне жена. Мы вместе тридцать три года, и, наверное, она меня изучила досконально. Живем мы дружно, жалею, что в нашей семье мало мужиков – я и внучек.

И снова разговор переходит на еврейскую тему. Наша встреча происходит через пару дней после драматической январской среды, когда в синагогу на Большой Бронной ворвался молодой бандит и тяжело ранил нескольких молящихся.

– Россия была и остается страной с сильным антисемитским душком, – считает Александр Семенович. – Хотя, конечно, сейчас отношение к евреям несравненно лучше, чем при коммунистах.

– А вам не кажется странным, что некоторые наши правители имели еврейских жен?

– Ничего удивительного в этом нет. Они понимали, что жены-еврейки – верные, умные. И потом, можно любить жену-еврейку и стремиться уничтожить при этом ее нацию. Весь ужас в том, что власть не защищает представителей национальных меньшинств. Создается впечатление, что какие-то структуры даже поощряют отдельные инциденты. Я уверен, бандита, бесчинствовавшего в синагоге, объявят сумасшедшим, а потом, чего доброго, и в Думу выберут – где он прекрасно впишется в число думцев, которые подписали письмо о закрытии еврейских организаций. Кстати, реакция на это письмо, вернее, ее отсутствие со стороны прокуратуры – это фундамент того, что произошло в синагоге. Первые люди нашего государства ни разу не выступили с официальным осуждением расизма. И если так будет продолжаться, может произойти распад страны, и будет не «Великая Россия», а отдельные княжества.

Тема болезненная, и не хочется на пессимистической ноте продолжать разговор. Переходим на искусство. Александр Семенович большой меломан. Больше всего он любит оперу и слушал лучших исполнителей во многих оперных театрах мира.

– Я сам тоже пою, – смеется Александр Семенович. – Не арии, конечно, а песни. У нас есть хор. Собираются очень достойные люди и поют песни, с которыми прошла вся наша жизнь. Если какие-то слова не устраивают, переделываем по своему вкусу.

В гостиной Бронштейнов стоит рояль, на нем играли Пахмутова, Магомаев. У Александра Семеновича хороший слух, он любит импровизировать.

– Не возражаете, если я назову статью «Независимый Бронштейн»?

– Не возражаю. В настоящее время я действительно не испытываю зависимости от вышестоящих чиновников, и успех моего дела – слаженная работа всего коллектива и сочувствие больному человеку.

Я вспоминаю слова на первой странице буклета Центра Бронштейна: «Самое главное счастье – быть свободным. Свободным и здоровым… и тогда хочется жить и творить. И все получается».

Галина Белоцерковская